До Петра Великого регулярного военного флота в России не существовало. В XVIII столетии на командных должностях там доминировали обрусевшие иностранцы: греки, итальянцы, французы, южные славяне, выходцы из Британии… Многие из них служили нашему Отечеству верой и правдой, не щадя живота своего. И все же первым, лучшим в этой славной плеяде стал русский дворянин, непобедимый боевой адмирал Федор Ушаков. За несколько десятилетий службы в огне и пламени морских битв он не потерпел ни единого поражения, не потерял ни одного корабля, ни один сражавшийся под его командованием матрос не попал в плен — уникальная судьба, единственная в своем роде!
От чумы до войны
Среди его предков моряки не значатся. Отец служил в гвардии, высоких степеней не достиг и сравнительно быстро вышел в отставку. Большим состоянием Ушаковы не обладали. И надеялись, что сын достойно проявит себя на служебном поприще. Помня о том, какое значение придавал флоту Петр I, Федор поступил в Морской кадетский корпус. Податься в гвардию ему и впрямь было бы затруднительно: не хватало денег на добрых лошадей и щегольские мундиры.
Если поискать в XVIII веке именитых, но обедневших дворян, то лучшего примера, право же, не найти. Он и по-французски толком не изъяснялся, зато все свои силы и сердце отдавал морской службе.
В 1783 году на херсонских верфях строили будущую Севастопольскую эскадру. Григорий Потемкин поторапливал рабочих: не ровен час грянет война, а у нас на Черном море боевых судов раз, два и обчелся. А тут на беду началась в Причерноморье чумная эпидемия. Врачей не хватало, никто толком не знал, как лечить эту напасть. Капитан 1-го ранга Ушаков руководил строительством своего корабля, а заодно и нескольких мелких посудин. К тому же проявил редкую расторопность в борьбе с чумой, по его приказу больных экстренно изолировали. Переселили в специальную землянку всю бригаду, в которой числился первый зараженный. Круглосуточно в окрестностях верфи горели костры, рабочие окуривали свою одежду, вытравляя инфекцию. Словом, там, где за дело брался Федор Федорович, чума отступала, люди не умирали.
За достигнутые успехи его наградили щедро. В Херсоне, на верфях, он заслужил свой первый орден — Святого Владимира 4-й степени. Вскоре получил повышение, стал бригадиром. По-видимому, именно тогда будущего адмирала заметил всесильный князь Таврический. И сделал на него верную ставку.
Вторая Русско-турецкая война, начавшаяся в 1787-м, стала звездным часом Ушакова. Поначалу его непосредственным командиром был сербский граф, контр-адмирал Марко Войнович (в честь него названа Графская пристань в Севастополе). Возрастом он был чуть помладше своего подчиненного, однако успел отличиться в первую Русско-турецкую, обогнал по службе всех ровесников и даже более опытных офицеров. Бригадир Ушаков командовал авангардом Войновича, был его правой рукой, по сути, вторым человеком в эскадре. Адмирал относился к нему доброжелательно, обсуждал с ним каждое свое решение. Оказалось, однако, что граф был не способен командовать флотом в дальних морских походах.
Первое же плавание едва не завершилось катастрофой. Буря так разметала суда, что два из них потонули, а одно прибило к турецким берегам, и османы его захватили. Флагманский корабль «Слава Екатерины» потерял все три мачты.
Ходили чудовищные слухи: Севастопольская эскадра пропала, адмирал Войнович угодил в плен, а вражеский десант занял крепость Кинбурн. Эти известия привели Потемкина в отчаяние. Григорий Александрович даже собирался уйти в монастырь, а Крым вернуть туркам. Писал в Петербург: «Матушка Государыня, я стал несчастлив… Флот Севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе все малые и ненадежные суда, и лучше сказать, неупотребительные. Корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки. Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу».
Но сложилось все не столь трагично: покореженные, без мачт, корабли возвращались домой поодиночке. Привел в родную гавань своего «Святого Павла» и Ушаков. На флагмане, как положено, пребывал адмирал. Да и Кинбурн остался русским.
А потом возрожденная эскадра разбила турок при острове Фидониси. Трудно переоценить значение этой виктории. «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей. Они стреляли в неприятельские корабли не часто и с такой сноровкой, что, казалось, каждый учится стрелять по цели, сноравливая, чтобы не потерять свой выстрел», — писал Федор Ушаков Потемкину.
Именно там, при Фидониси, наши черноморцы поверили: пусть и мощнее, быстроходнее турецкие корабли, хоть их и больше, но всегда есть шанс брать верх, если четко исполняются замыслы командиров. В дальнейшем победить ушаковцев было так же трудно, как суворовских гренадеров.
Старый отставной адмирал Григорий Спиридов, узнав о триумфе Черноморского флота, в первый и последний раз надел парадный мундир при всех орденах, дабы оказать честь победителям.
Тот успех стал для наших командиров яблоком раздора. Ушаков принялся критиковать Войновича, и последнему доложили о резких высказываниях бригадира. Адмирал ответил обидчику гневным письмом. Они обвиняли друг друга и в рапортах Потемкину. Светлейший благоволил Федору Федоровичу, ждал повода, чтобы уволить нерешительного и слишком вальяжного Войновича.
В походах 1790 года ставший контр-адмиралом Ушаков уже командовал эскадрой и сразу показал свою истинную силу. Ему дважды удалось разбить превосходящие силы османов — в Керченском проливе и при Тендре. Он прошелся по турецким портам от Синопа до Анапы.
В те дни сама императрица провозгласила тост за его здоровье. «Контр-адмирал Ушаков получит за третье сражение в течение этого лета Св. Георгия второй степени, и это будет первый в чине генерал-майора награжденный Георгием этой степени; кроме того, я ему дам землю. Вот как награждают у нас тех, которые хорошо служат государству; а они служат за четырех; основная причина этого в том, что у меня адвокаты и прокуроры не являются законодателями и никогда ими не будут, пока я жива, и после меня будут следовать моим принципам», — сообщала Екатерина II известному немецкому публицисту барону Фридриху Гримму, с которым вела откровенную переписку.
Больше всех ликовал Потемкин. Подтвердилась его проницательность: кому был известен Ушаков еще каких-нибудь три года назад, кто в него верил? Только князь Таврический.
Имя Ушак-паши наводило страх на турецких моряков. Лишь алжирец Сеид-Али, честолюбец, имевший на своем счету несколько ярких морских побед, жаждал встречи со знаменитым русским адмиралом, мечтал упрочить свою славу победой над ним и даже поклялся привезти его в Стамбул в цепях — как пленного.
Они столкнулись у болгарских берегов, возле мыса Калиакрия. И снова наш флотоводец преподал неприятелю жестокий урок. Такого разгрома на море турки еще не знали. Ушаков маневрировал смело и непредсказуемо, провел свои корабли под огнем береговых батарей и тем огорошил противника. В этом сражении османский флот был уничтожен. Измаил на суше и Калиакрия на воде — вот два решающих сражения той войны. После разгрома турки согласились на Ясский мир, признали гегемонию России на Черном море, перестали помышлять о возвращении Крыма.
Зачем я не был при Корфу?
В конце 1798 года начался самый впечатляющий поход Ушакова. В Средиземном море ему удалось перевернуть привычные представления о войне и флоте. Император Павел согласился на кампанию в основном для того, чтобы выдворить французов с берегов Мальты. Ведь он был верховным магистром тамошнего рыцарского ордена, а значит, следовало занять стратегически важные Ионические острова.
Извечные противники османы на этот раз стали союзниками России по антифранцузской коалиции, сочли за честь повоевать под командованием непобедимого Ушак-паши, поучиться у него. Русско-турецкая эскадра с минимальными потерями освобождала греческие острова от французов один за другим.
Крепким орешком оказалась лишь считавшаяся доселе неприступной крепость Корфу (Керкира). Прикрывали ее мощные, расположенные на небольшом острове Видо бастионы. Ушаков умело выстроил блокаду островов, не пропускал туда французские суда, со штурмом не спешил, накапливал силы. Все решил кровопролитный бой за овладение Видо 18 февраля 1799 года. Французы сопротивлялись отчаянно — и с моря, и на подступах к укреплениям. В атаку пошел наш десант: русские морские гренадеры, турки и греческие ополченцы. К полудню все бастионы перешли в руки союзников.
Через день насмерть перепуганные галлы смиренно поднесли Ушакову ключи от Корфу. Весь гарнизон крепости (около 3 тысяч) сдался в плен. Знамена, орудия, склады — все досталось победителям. Впервые в истории войн морякам удалось захватить столь мощную крепость, и это было первое столь чувствительное поражение французов со времен штурма Бастилии. Суворов тогда собирался в Итальянский поход. Принимая славную эстафету от Ушакова, написал ему восторженное письмо, припомнил слова Петра Великого: «Россия в мире одна, она соперниц не имеет». Свое послание Александр Васильевич завершил восклицанием, ставшим позже крылатым: «Зачем не был я при Корфу хотя бы мичманом!» Столь громкая похвала от великого полководца смутила адмирала, считавшего себя учеником Суворова.
К тому времени у Федора Федоровича уже созрела идея создания на Ионических островах независимого греческого государства. Несколько веков потомки древних эллинов не имели суверенной державы, и вот с легкой руки русского адмирала возникла республика Семи островов — греческая, православная, дружественная и для России, и для Турции.
Санаксарский старец
Он прибыл на Родину триумфатором и полным адмиралом. (Корфу потом еще немало лет оставался базой российского флота.) В Петербурге победителя французов принимали почтительно, но своим человеком для столичных вельмож он не стал и друзьями не обзавелся. Ушаков несколько лет возглавлял «придворный» Балтийский гребной флот: ни пальбы, кроме учебной и праздничной, ни страшных пожаров, ни смертельного риска. Непривычна для него была такая жизнь.
Приходилось бывать во дворцах, готовить парады, торжественные встречи высоких, желавших потешиться на большой воде особ. Его тянуло на Черное море, которое после наших побед над турками стало, как встарь, Русским. Молодой император Александр I реформировал государственную систему, а о флоте вспоминал нечасто. Считалось (и не без оснований), что в противостоянии с Наполеоном все должно решиться на суше.
В 1807 году царь принял отставку заслуженного адмирала. Тот не жаловался на здоровье, но к 60 годам болел все чаще, сказывались боевые раны. Заслуженным военачальникам и государственным деятелям к пенсии, как правило, добавляли орден. Но в случае с Ушаковым государь не расщедрился.
Федор Федорович поселился в своем тихом имении, в Алексеевке. У него не было ни семьи, ни большого состояния — только боевые ордена да скромные сбережения. Старость Ушаков проводил одиноко — по собственному почину, устал он от мирской круговерти. Все чаще его видели в монастырских стенах. В трех верстах от усадьбы располагался Санаксарский монастырь, основанный родным дядей адмирала, который в молодые годы, оставив гвардейскую службу, постригся в монахи. Поручик Иван Ушаков превратился в старца Феодора Санаксарского. Флотоводец часто задумывался о его судьбе, под церковными сводами залечивал телесные и душевные раны, коих за годы службы накопилось в избытке. Ему снились паруса и морские баталии, но он уже не путешествовал ни в столицы, ни в Крым. В 1812-м, когда избрали начальником Тамбовского ополчения, вынужден был отказаться. Свадебным адмиралом становиться не желал, а заниматься активной деятельностью не позволяло здоровье. Почти все свои сбережения в тот год он отдал на обустройство госпиталей. Ушаков дождался вестей об изгнании французов за пределы Отечества и о взятии Парижа весной 1814-го. Умер осенью 1817 года — всеми забытый, кроме насельников Санаксарской обители. Там и похоронили, рядом с дядей.
Суд истории
Ни одного его портрета, написанного с натуры, не сохранилось. Время от времени раздаются возгласы: «Сенсация! Найдено прижизненное изображение великого адмирала!» Но все это, увы, из области недостоверных гипотез. Сколько ни уговаривал Потемкин пригласить художника, Федор Федорович так и не надумал кому-либо позировать — бежал от суеты сует. А после смерти князя у него и вовсе не осталось доброжелателей в высшем свете.
Но его свершения в области флотоводческого искусства впечатляют сильнее любых регалий. Задолго до Горацио Нельсона Ушаков перешел от линейной тактики к маневренному бою, стал использовать резерв, который сковывал действия противника, сосредотачивал огонь на флагманских кораблях врага — и так находил кратчайшие пути к победе.
Его слава с годами не померкла, а в наше время он значит для России даже больше, чем 100 и 200 лет назад. В прошлом веке важную роль в деле восстановления исторической правды сыграли фильмы «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы», вышедшие на экраны в 1953–1954 годах. Режиссер Михаил Ромм признавался, что не хотел снимать дилогию, что тему ему навязали свыше. Однако получился шедевр, который и десятилетия спустя не оставляет зрителя равнодушным. Многие сегодня представляют Федора Федоровича именно таким, каким он выглядит в исполнении Ивана Переверзева — несгибаемым и благородным русским великаном.
Дело жизни флотоводца продолжается. Все так же «блещут на солнце» орудия русского Черноморского флота, по-прежнему защищают Отечество корабли под Андреевскими стягами, а моряки равняются на героев Фидониси и Тендры, Калиакрии и Корфу.
Федор Ушаков — один из тех воинов земли Русской, при упоминании которых у потомков вырастают крылья.
21.05.2020
Материал опубликован в журнале «CВОЙ» Никиты Михалкова. Февраль, 2020