ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД

Недавно в полночь я включил приёмник —

Авось Войнович или прочий ёрник

Какую-нибудь гадость скажет мне,

Но слышу вдруг сквозь вьюги и просторы

Гранитных монументов разговоры

Открытым текстом на простой волне. —

Ну как ты там томишься возле Шпрее? —

А в Будапеште будто веселее:

Глумленье черни, крики, мокрый снег.

Мой постамент вчера облили краской,

Хотел я по толпе шарахнуть каской,

Да позабыл, что я не человек! —

Моя „тридцатьчетвёрка“ недалече,

В соседнем государстве; слышу речи,

Чтобы продать её, а с ней меня!

Но как продать то, что не продаётся?!

А ведь нажми стартёр — и заведётся!

Хорош мотор! Надёжная броня!

Чего молчим? Мы здесь стояли долго,

Но срок присяги, памяти и долга —

Все проржавело! Слава не в чести.

Я слышу, митингуют возле Вислы.

Нам не нужны ни паспорта, ни визы,

Пора мою машину завести. —

Но что случилось? Мы же победили!

Что из того, что я лежу в могиле?

Я не покину этот постамент,

Пока Генералиссимус иль Маршал

Нам не прикажут отправляться маршем

Туда, где ждёт нас некий президент.

Донёсся голос из далёкой Праги: —

Минуло время славы и отваги,

Нас одолели, как на фронте вши,

Парламентарии да бизнесмены,

Нас предали на набережных Сены,

Где проданы все наши рубежи. Айда домой! —

От Вислы до Дуная Аж застонала вся земля сырая: —

Прощайтесь с теми, кто во мне лежат! —

Уже навек простите нас, ребята,

Коль в этом мире ничего не свято — Тогда пошли! —

А где же наш сержант? — Сержант в Берлине.

Он уйдёт последним. Он на руках с дитём четырёхлетним.

Я знаю: он не хочет слушать нас. Он брал Берлин.

Вот если маршал Жуков, Чтобы сержанту не стыдиться внуков,

На отступленье даст ему приказ… —

А где Алёша? Кажется, в Софии? — — Я в Пловдиве! —

Мы двинулись к России, Ты Скобелева пригласи с собой. —

Он здесь стоит, но по другому праву,

Его не тянет в родину-державу, Где надругались над его судьбой.

Предупредите парня из Белграда,

Там тоже дух кощунства и распада Осилил славу…

Помните, друзья, Мы мёртвых выносили с поля боя,

Нам здесь не будет вечного покоя,

Нам оставлять здесь никого нельзя.

Тридцатьчетвёрки и сорокапятки

Пойдут за нами в боевом порядке,

Нам не пристало технику бросать,

Хоть слух прошел, а может, люди брешут,

Что всю её на родине разрежут И переплавят…

Так-разэтак мать! Ну, с Богом, в путь! — …И тронулись солдаты!

Под ними простираются Карпаты,

В тумане тают Прага и Белград,

Тридцатьчетвёрки и сорокапятки

Ползут за ними в боевом порядке: Последний начинается парад. …

Замрём на миг. Поклонимся брусчатке.

На ней ещё не стёрлись отпечатки

Подков породистого жеребца,

На коем маршал выезжал когда-то…

Могила Неизвестного собрата —

Ни имени, ни даты, ни лица…

Всё кончено, и мы своё свершили.

Куда теплей лежать в родной могиле,

Чем выносить ветра и холода В Берлине,

Праге или в Бухаресте… Ещё на миг мы остаёмся вместе —

И разошлись… Простимся навсегда. . . . . . . . . . . . . . . . .

На родине весенние туманы, И призрачные люди-великаны,

Как тени, растворяются вдали… Закончилась большая эпопея.

Ни злобы. Ни восторга. Ни трофея.

А только влага да озноб земли…                                                       ……………………………………………………..

Стихи написаны в 1991 году. К несчастью, спустя 27 лет смысл их лишь ярче и болезненней. Это не прошлое, а настоящее. Могла бы такая баллада быть у Высоцкого. Как бы спел это своим голосом – стёкла бы дрожали. И все бы говорили: „Ох, умеет Володя“. А это Станислав Куняев написал.

Зинаида Столетова

 

 

error: Съдържанието ни е авторско!